10 февраля в России отмечается день памяти А.С.Пушкина. Это дата гибели поэта.
…Минуло несколько дней после смерти Александра Сергеевича, а отечественная печать того времени молчала. У поэта был «опекун» – шеф жандармов граф А.Х.Бенкендорф, своенравный, жесткий притеснитель гения российского. Цензура боялась его. В печать не пускали и слова сочувствия. Исследователи выявили только одну газету, которая носила название «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду». Редактором её был Андрей Александрович Краевский. Он состоял тогда на службе в министерстве народного просвещения. Понимал, что вызовет гнев и у шефа жандармов Бенкендорфа, и у министра просвещения Уварова. Но умер Пушкин. Андрей Александрович Краевский публикует коротенькое, но проникновенное, глубоко прочувствованное сообщение:
«Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!.. Более говорить о нем не имеем силы, да и не нужно; всякое русское сердце знает цену этой невозвратной потери и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть» (газета «Литературные прибавления», 1837г., №5).
Последние мгновения
Утро 27 января (здесь и далее даты указаны по старому стилю). Снег по колено. Секунданты готовили площадку, чтобы Пушкин и Дантес могли стоять друг против друга и сходиться. Вытоптали: в аршин шириной и в двадцать шагов длиною; плащами обозначили барьеры.
Этот эпизод рассказан Василием Андреевичем Жуковским, ближайшим другом Пушкина. Среди людей, близких ему, не было поэта равновеликого Жуковскому. А друзья у Пушкина – литераторы, мыслители, общественные деятели – были все достойные…
Погода стояла ясная, но дул довольно сильный ветер. Пушкин, одетый в медвежью шубу, сидел на сугробе. Подошёл Данзас, спросил, находит ли он удобным выбранное место. Пушкин ответил: «Мне это решительно всё равно, только, пожалуйста, делайте всё это поскорее».
Константин Карлович Данзас был секундантом на дуэли Пушкина с Дантесом. Они были знакомы давно: вместе учились в лицее.
Можно предположить, что Пушкин ценил Данзаса как человека верного, твердого характера, «своего» до мозга костей и вместе с тем далекого от не милого ему высшего общества.
Сила лицейского братства в глазах великого поэта была огромна. В последние мгновения жизни Александра Сергеевича рядом с ним был Константин Данзас…
Кроме Данзаса был ещё один друг, на кого можно было положиться, но жил он в далёкой Сибири – декабрист Иван Иванович Пущин. Это о нём Пушкин ещё в 1826 году писал: «Мой первый друг, мой друг бесценный». И в день смерти своей Пушкин пожалел, что не было рядом Пущина. А сам Иван Иванович горько переживал в своей ссылке, что близкие друзья не остановили руку убийцы. Пушкин говорил, что пуля встретила бы его грудь, будь он на месте Данзаса. Но винить этого верного друга?.. По кодексу дворянской чести было бы несправедливо. Однако Данзас всю жизнь судил себя страшным судом совести…
В замечательной книге В.В.Вересаева «Пушкин в жизни» записан эпизод дуэли:
«Противников поставили, подали им пистолеты и по сигналу, который сделал Данзас, махнув шляпой, они начали сходиться. Неотвратимое мгновение. Мгновение, которое оказалось роковым…
Пушкин первый подошёл к барьеру и, остановясь, начал наводить пистолет. Но в это время Дантес, не дойдя до барьера одного шага, выстрелил, и Пушкин, падая, сказал на французском: «Кажется у меня раздроблено бедро». Александр Сергеевич упал на шинель, служившую барьером, и остался неподвижным лицом к земле».
Секунданты бросились к нему, и когда Дантес намеревался сделать то же, Пушкин удержал его словами (перевод с французского):
«Подождите! Я чувствую достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел». Пушкин целился в Дантеса в продолжение двух минут и выстрелил так метко, что если бы Дантес не держал руку поднятой, то непременно был бы убит; пуля пробила руку и ударилась в одну из металлических пуговиц мундира, причём всё же продавила Дантесу два ребра» (А.А.Щербинин. Из неизданных записок).
Данзас сообщил Наталье Николаевне о случившемся: её муж стрелялся с Дантесом, ранен, но очень легко. Она бросилась в переднюю, куда в то время люди вносили Пушкина на руках. Увидев жену, Александр Сергеевич начал её успокаивать, говоря, что рана его вовсе не опасна и попросил уйти, прибавив, что как только его уложат в постель, он сейчас же позовёт её…
Утром 28 января Пушкин несколько успокоился. Боли отпустили. Попросил позвать жену. Потом привели детей. Он смотрел на них молча, благословив каждого, отсылал от себя.
29 января 1837 года. В.И.Даль, близкий друг, знал: в Пушкине оставалось немного жизни. Он вспоминал потом:
«Пушкин раскрыл глаза и попросил моченой морошки. Когда ее принесли, то он сказал внятно: «Позовите жену, пусть она меня покормит». Наталья Николаевна опустилась на колени у его изголовья, поднесла ложечку, другую и припала лицом к челу отходящего мужа. Пушкин погладил ее по голове и сказал: «Ну-ну, ничего, слава Богу, всё хорошо!» Наталья Николаевна испытала в это мгновение невозможную надежду. Вокруг толпились люди, Наталья Николаевна твердо сказала: «Вот увидите, что он будет жив!»
Вот что рассказал В.И.Даль о последних мгновениях жизни Пушкина:
«Друзья и близкие молча. Сложа руки окружили изголовье отходящего. Я по его просьбе, взял его подмышки и приподнял повыше. Он вдруг, будто проснувшись, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: «Кончена жизнь!» Я недослышал и спросил тихо: что кончено? «Жизнь кончена», – отвечал он внятно и положительно. «Тяжело дышать, давит, – были последние слова его…»
Скорее, в Полотняный!..
Похороны Пушкина были тревожными. Народ обманули: сообщали, что отпевать поэта будут в Исаакиевском соборе. Но тело вынесли из его квартиры ночью тайно; гроб поставили в Конюшенной церкви. Люди узнали об этом. Похороны Пушкина были действительно народными. Казалось, весь Петербург двинулся к Конюшенной церкви. В ночь с 2 на 3 февраля жандармы скрытно заколотили гроб Пушкина в ящик. «Жуковский и Вяземский положили свои перчатки в гроб – в этом видели что-то и к кому-то враждебное», – записал в своем дневнике А.И.Тургенев.
Из Конюшенной церкви Санкт-Петербурга тело А.С.Пушкина повезли к месту вечного упокоения, в Тригорское. Лежит он и сегодня у монастыря, под одним камнем с матушкой своей с 6 февраля (по старому стилю) 1837 года. А буквально через десять дней после похорон Наталья Николаевна Пушкина, безутешно оплакивая мужа, отправилась в Калужскую губернию, в имение брата. С ней поехала сестра Александра, все дети. Ее сопровождала тетка – княгиня Загряжская.
Это был чрезвычайно быстрый отъезд и вполне объяснимый. Наталья Николаевна всё еще слышала слова Пушкина, сказанные им за несколько мгновений перед кончиной:
«Носи по мне траур два или три года. Постарайся, чтобы забыли про тебя, потом выходи замуж, но не за пустозвона».
Сохранился еще вариант этого эпизода, записанный П.И.Бартеневым со слов княгини В.Ф.Вяземской:
«Ступай в деревню, носи по мне траур два года и потом выходи замуж, но за человека порядочного».
Наталья Николаевна отдавала себе отчет: с детьми в этот трагический момент может принять ее только Полотняный Завод. Неужели Пушкин предвидел это?
Ехали через Москву. Надо было бы заехать к свекру, Сергею Львовичу, разделить горечь гибели сына, но не было у нее сил для этой встречи. Уже из Полотняного Завода она написала Сергею Львовичу Пушкину:
«Я проехала Москву, не повидавши вас, я так страдала, что врачи предписали мне как можно скорее приехать на место моего назначения. Я проехала через Москву ночью, я только переменила там лошадей, поэтому лишена была счастья видеть вас. О моем здоровье я не говорю, вы можете себе представить, в каком я состоянии».
Два года жила Наталья Николаевна Пушкина вместе с детьми в Полотняном Заводе. Близкие считали, что для нее это было добровольное изгнание. Старший брат Дмитрий Николаевич Гончаров, который в то время являлся владельцем имения Полотняный Завод, был человеком добрым. Он приютил со своей женой Елизаветой Егоровной Наталью Николаевну, её сестру Александру и детей – Марию, Александра, Григория, Наталью. На «сороковину» со дня смерти Александра Сергеевича в церкви Спаса Преображения собрались все: Наталья Николаевна, Александра, семья Дмитрия Николаевича… Наташа долго оставалась в храме. Молилась.
Живя в Полотняном Заводе, Наталья Николаевна почти каждый день, если была погода, звала детей и вместе с ними шла в парк. Она приводила их к Суходреву. Дети резвились на берегу реки, потом уходили в беседку, рассаживались и затихали. «Папа нас слышит», – произносила Наташа. Возвращаясь с прогулки, заходили в церковь. Каждый брал свечку, зажигал ее от лампады, горящей у Распятия Спасителя, и ставили у его ног… Наташа вспоминала мужа, дети – отца…
Александр СИДОРЕНКОВ.