Супруги БАРЮТИНЫ.

«Я прожила большую жизнь, в ней были и счастливые, и тяжёлые моменты», – говорит о себе коренная жительница Полотняного Завода Лидия Петровна
БАРЮТИНА, отметившая 90-летие со дня рождения. Когда слушаешь рассказ этой пожилой женщины, с головой погружаешься в историю её семьи, тесно переплетённую с судьбой посёлка и всей страны.

На страницах районной газеты мы часто пишем о юбилярах-долгожителях. Все они, так много пережившие, прошедшие непростой жизненный путь, заслужили отдельного рассказа о себе. Это важно, чтобы про таких достойных людей знали земляки, особенно дети и молодёжь. Но иногда, в силу характера, люди старшего поколения не спешат делиться фактами своей биографии. Ещё чаще бывает, что из-за преклонного возраста многое уже стёрлось из их памяти, поэтому рассказ получается достаточно скупым.
Разговор с Лидией Петровной Барютиной накануне её юбилея стал совершенно другим: свою увлекательную историю именинница начала ещё с далёких дореволюционных времён.
События столетней давности
– Моего отца звали Пётр Алексеевич Хахалев. Когда ему было 13 лет, он служил в усадьбе последних владельцев бумажной фабрики. Топил печи в доме, помогал на кухне. За усердие барыня подарила ему рубашку, а потом предложила устроить рабочим на фабрику. И впоследствии отец прошёл всё бумажное производство, стал председателем фабкома.
Клавдия Николаевна, моя мама, во время революции оказалась в Смоленске. Туда она уехала с семьей врачей, которым прислуживала. А когда те убежали на Урал, мама оказалась одна. К дому привозили раненых, она ухаживала за ними, перевязывала. Позже с большим трудом ей удалось вернуться домой, в Полотняный Завод.
Здесь мама вышла замуж, но вскоре овдовела. Потом встретила отца, и они поженились. В семье родилось четверо ребятишек. Мои братья Юра и Володя умерли ещё в детстве, а мы с сестрой Верой выросли. Сейчас Вере 92 года, она тоже живёт в посёлке. Семья у нас была замечательная, родители очень хорошие. Папу люди уважали, он всегда всем помогал.
Сороковые роковые…
Налаженная жизнь семьи кончилась, когда началась Великая Отечественная война. Лида тогда училась в шестом классе:
– Немцы пришли в посёлок и позанимали все наши дома. Отбирали продукты. Только и знали: «Дайте, дайте!» Требовали, даже когда совсем ничего не осталось. Они пробыли здесь с 11 октября 1941-го по 19 января 1942 года, и за эти три месяца натворили многое. Помню, как вели через посёлок наших пленных. Нам их жалко было, пытались их покормить, а немцы нас прикладами отгоняли.
Всё время где-то стреляли. Бежишь по воду на речку – пули без конца летят. Ну что, думаешь, убьют – и ладно, надо же водичку где-то брать.
Во время боёв фашисты поставили пушку около нашего дома, в огороде. Наши со стороны Редькина стреляли в эту пушку, и осколки летели к нам. Бывало, выйдешь, а осколки валяются.
Уходя, враги попутно жгли дома. Просто идут мимо, плеснут из канистры, спичка – и всё вспыхивает. Команда у них была: сжечь всё. В тот день мы с Верой, моей сестрой, были дома, на печке, потому что мороз был 40 градусов. Вдруг заявляются немцы в чёрных шинелях. Они нас стащили за шиворот с печки, как котят, и выгнали пинком на улицу. Хорошо хоть не били. Взяли канистру, плеснули на дом. Мы с Верой увидели и побежали тушить, а они нас отталкивают. Так всё и сгорело. А у нас красивый был дом! Родители в это время около речки стояли: дома все горели, рядом невозможно было находиться. Всё кругом пылало, дышать нечем. По улице текла огненная река. В итоге центр посёлка сгорел полностью. Мы пошли жить к тёте Соне, маминой сестре: её дом был повыше и уцелел.
 В 1943 году наш отец добровольцем ушёл на войну. С фронта он не вернулся, погиб под Курском. А мы здесь пытались выжить. Продуктов нет, всё уничтожено. И мы ходили на поле, где павшие лошади замёрзшие лежали, отпиливали у них ноги, и мамка делала котлеты. Ещё до сих пор не могу забыть, как после освобождения пришли в дом наши солдаты и накормили тушёнкой. Я такую вкусную больше никогда не ела.
Уже в конце января меня направили на расчистку снега в Муковнино, где готовили аэродром для эскадрильи «Нормандия-Неман». Вместе с соседкой Аней мы добирались туда пешком, в сорокаградусный мороз. Там нам давали кусочек хлеба да два печеньица, которые я прятала за пазуху, чтобы потом хоть что-то маме с Верой принести. Идём с аэродрома обратно, я ещё и подружку на закорках тащу. Потом уже прибыли французские лётчики, но я в это время уехала на Урал.
В 1942 году эшелонами нас доставили в город Чусовой, работать на металлургическом заводе. Там плавили бессемеровскую сталь для производства танков, самолётов и пушек. Жили в бараках, спали на полу. И я тогда едва не умерла. Лежала без памяти, мучили сильные головные боли. Когда после болезни встала, была не на человека, а на скелет похожа. Две недели ничего не ела. Все на меня смотрели, плакали. Девчонки помогали, паёк мой продавали на рынке и что-нибудь полезное мне покупали.
Определили меня в электрики. Моторы – по две тысячи киловатт. Их надо было все осмотреть, а потом ещё лезть наверх воздух подавать, когда плавка идёт. Трудно. А как мы жили, страшное дело! Ели в столовой, кормили почти одной водой. Хлеба давали – двести граммов утром, двести вечером. Приходили домой, резали этот хлеб и в солдатском котелке делали в печке кулагу. Мы ведь были девчонки, по тринадцать лет.
Послевоенная жизнь
Домой я приехала через четыре года. Есть нечего, денег нет. Устроилась в сельсовет, потом на почту. А когда на фабрике пустили вторую машину, меня взяли туда электриком. Проработала там восемь лет. Как мне нравилось! Я всё умела, знала все моторы, магнитный пускатель, трансформаторы. Следила за оборудованием, за состоянием машин. Где что случится – меня звали.
С будущим мужем познакомилась на танцах. Юрия Георгиевича Барютина знает весь посёлок. Он был участником войны, причём воевать ушёл в 11 лет. Сказал матери, что если не отпустит, всё равно убежит. И ушёл с нашими красноармейцами, стал «сыном полка». Служил в автомобильной роте связистом, не боялся бегать под пулями. В 44-м его отправили домой, учиться. Он же был очень умный, любил математику. Вернулся, окончил школу, поступил в педагогический институт.
Через пару лет после знакомства мы расписались. Свадьба совпала с праздником седьмого ноября, на женихе была простая шинель. В 1953 году родился сын Николай, потом дочь Ирина.
Юрий Георгиевич всю свою жизнь проработал учителем, был заместителем директора школы. Очень увлекался шахматами, участвовал в турнирах. И муж, и дети играли в семейном ансамбле: отец на мандолине и скрипке, сын на гитаре, дочь на аккордеоне. У нас собирались гости, пели, играли. Домой приходили ученики Юрия Георгиевича, его все ребята очень любили.
Жизнь шла, дети росли, хорошо учились. Меня позвали работать в расчётный отдел. Зарплата была меньше, но зато не было ночных смен. Выучилась на старшего бухгалтера, на этом месте прослужила 39 лет, до самой пенсии.
Годы спустя
Вот так, на волне своих воспоминаний, Лидия Петровна Барютина возвращается в настоящее время. Узнаем, как сегодня живёт наш юбиляр:
– Супруг ушёл из жизни в возрасте 77 лет от сердечной недостаточности. В последние годы, уже после его смерти, взяла в руки кисти и начала писать картины маслом. Занималась этим с огромным желанием. Теперь, правда, уже не могу этого делать – сильно теряю зрение.
Сейчас рядом со мной сын Николай. Дочь Ирина работает заведующей детским садом в Калуге. У меня трое внуков, четверо правнуков. Живут в Калуге, в Москве, но все помогают, каждый выходной кто-то приезжает.
 В этом году мне исполнилось 90 лет. Знаете, хоть многое из того, что я вам рассказала, вспоминать страшно, скажу, что жизнь моя была хорошая. И спасибо близким, что сегодня я окружена любовью и заботой.
Записала Татьяна МАШНЕНКОВА.